Одинаковые ноги взлетают выше голов, а головы не испытывают при этом неловкости и спокойно таращат одинаковые глаза, приводя в движение рты, издающие бодрые звуки:
Аты, баты,
Сколько стоит?
Аты, баты,
Три рубля.
Аты-баты, как ножницами, стригут пространство, то удаляясь от нас, то опять приближаясь, и мне никак не удается постичь истинный смысл этих занятий. Десять шагов туда - десять шагов обратно. Двадцать шагов туда - двадцать шагов обратно. Как бы далеко они ни ушли, они всякий раз возвращаются на старое место.
Смог бы я так идти? Наверно, не смог бы. Аты-баты могут, потому что жизнь им предельно ясна и на все у них готовы ответы. Куда идти? На базар. Что купить? Самовар.
Сколько дать за него? Три рубля и ни копейки больше.
Они идут друг за другом, напоминая очередь у Золушкиного ларька, только трудно понять, где у них на чало, а где конец, потому что движутся они то в одну, то в другую сторону. Десять шагов туда - десять шагов обратно. Двадцать шагов туда - двадцать шагов обратно.
Мы сидим в кустах и смотрим на эти занятия. Вот, наконец, появляется самовар, о котором у них столько разговору, вот он ставится на землю, и аты-баты усаживаются вокруг него. Они пьют чай.
Они наливают его в большие чашки, заваривают поч ти дочерна и пьют, прикусывая из общей головки сахара.
Я выхожу из прикрытия, на всякий случай оставляя там своего бычка.
- Здравствуйте, ребята.
- А, здорово! Садись, выпей чайку. Эй, где там у нас лишняя чашка? Мы знакомимся.
Аты-баты по очереди представляются мне:
- Катигорошек.
- Укатигорошек.
- Подкатигорошек.
- Закатигорошек.
Вообще-то они все Горошки, а отличают их только профессии. Один был кучером, катал царя и министров ("Кати, Горошек!"), второй укатывал дороги, чтоб меньше трясло ("Укати, Горошек!"), третий подкатывал бочки с вином ("Подкати, Горошек!"), четвертый просто работал, закатав рукава ("Закати, Горошек!"). Но теперь они на военной службе, так что у всех у них дело одно.
- Какое дело?
Они переглянулись между собой, приосанились и даже перестали пить чай.
- Слыхал про Несмеяну? Ну вот. Значит, мы ее охраняем.
Несмеяна - это царевна. Не настоящая царевна, а бед ная девушка,
которую для смеха взяли во дворец. У них тут царствует царь Горох, а министры
у него все - шуты гороховые. Вот они и взяли во дворец бедную девушку.
Для смеха.
- Ну и что?
- Вот тебе и что. Взяли ее, а она, вместо того, чтоб радоваться, плачет целые дни. Только всем портит настро ение. Ну, и заперли се. Чтоб повеселела.
Бедная девушка... Отец ее, Перекатигорошек, поехал за море счастье искать, и теперь она сирота - где ж тут радоваться?
- Но - надо,- сказал Катигорошек.
- Надо так надо,- сказал Укатигорошек.
- Приказ есть приказ,- сказал Подкатигорошек.
Закатигорошек ничего не сказал.
Мы пьем чай. Мы наливаем его в большие чашки, за вариваем почти дочерна и пьем, прикусывая из общей го ловки.
- Ну, ребята, кончай отдыхать!
Аты, баты,
Шли солдаты.
Аты, баты,
На базар.
Десять шагов туда - десять шагов обратно. Двадцать шагов туда - двадцать шагов обратно. Аты-баты, как ножницами, стригут пространство, кажется, скоро от него ничего не останется.
Десять шагов туда - десять шагов обратно...
Повторение - это все равно что конец. Что такое конец?
Один волк, плюс семеро козлят, равняется...
Снегурочка тает...
Спящую красавицу уносят разбойники, а она себе спит, и во сне у
нее все повторяется, повторяется...
Так, как в сказке про белого бычка...
Рассказать вам сказку про белого бычка? Вы говорите-рассказать,
я говорю- рассказать...
И тут все стали жить, поживать да добра наживать...
Вот и конец сказки...
Конец? Неужели конец? Аты-баты молчат, и не слышно шагов туда и обратно...
Ага, догадываюсь я, уже ночь. Вон и луна наверху, аты-баты спят, а на посту стоит только один, Катигорошек.
Катигорошек стоит, как и положено стоять на посту: твердые плечи, твердая грудь и твердый взгляд, устрем ленный в пространство. Но вот он поднял этот взгляд вверх-туда, к окну башни, и еле слышно позвал:
- Несмеяна! В окне появилась девушка.
- Несмеяна,- зашептал Катигорошек,- послушай новый анекдот. У одного царя был сын, а у сына жена, а у жены свекор. И этот свекор был тоже царем...
Катигорошек рассказывал анекдот, подчеркивая смеш ные места, а кое-что даже изображая.
- Правда, смешно?-осведомился он.
-А вот еще анекдот... 0бсмеешься!
Царевна не смеялась.
- Да ты вникни, ты только себе представь,- Катигорошек перевел дух и опять зашептал, той дело оглядываясь на спящих товарищей:
- Помню, я нашего катал, вот было смеху!
Тут он прервал рассказ, потому что время его истекло и на смену ему спешил Подкатигорошек.
Этот стражник грозно замер на своем посту и стоял неподвижно, пока его товарищ укладывался на отдых. Но едва лишь все стихло, он поднял голову и позвал: - Несмеяна! И опять царевна в окне.
- Не смеешься? - спросил Подкатигорошек.- Это ты зря. Раз надо смеяться, ничего не поделаешь. Все мы в мире горошки, что прикажут - то делаем.- Он вдруг скорчил рожу и высунул язык:
- А у тебя вся спина сзади! Царевна не улыбнулась.
- Ты слышишь? Ты, наверно, не слышишь? Я говорю: у тебя спина сзади. Понимаешь? Сзади спина! Нет, не улыбнулась царевна.
Тогда он отошел на приличное расстояние и - пошел к ней мелким шажком, неся издали свою подстрекатель скую улыбку, но на полдороге шлепнулся на землю, под нялся и сказал с улыбкой, которая ничуть не пострадала при падении:
- Чуть-чуть не упал. Царевна не улыбнулась.
- А ты знаешь, как катится бочка? - Подкатигоро шек лег на землю
и несколько раз перевернулся со спи ны на живот. Потом встал, отряхнулся
и сказал:
- Вот видишь, ты сама не хочешь...
Тут пришло ему время сменяться с поста, и на его месте застыл неприступный Укатигорошек. Он стоял, нс сводя глаз с одной точки, находившейся в противополож ном направлении от того места, которое он Одолжен был охранять, и старался не моргать, чтобы не закрывать глаз даже на долю секунды. Но вскоре заговорил и он.
- Царевна,- сказал он,- у нас такой царь, такие министры... Царевна, это же просто смешно: почему вы одна не смеетесь? Она ничего не ответила.
- Хорошо. Допустим, у вас есть причины. Но, ца ревна, войдите в наше положение: вы думаете, нам ве село вас сторожить? Куда веселее укатывать дороги, чем шагать по ним без всякого смысла - взад-вперед. Но мы же не по своей воле, царевна, у нас нет своей воли, мы делаем то, что нам говорят...
- Я сейчас заплачу,- сказала царевна.
- Нет, нет, пожалуйста, только не это! Я хотел вас рассмешить, а вы вдруг расплачетесь - это даже смешно...
- Ничего нет смешного.
- Нет? Почему же нет, это вы просто не видите. А вы посмотрите, присмотритесь получше... Уверяю вас, если хорошо присмотреться...
- Какой вы смешной,- сказала царевна.
- Да, я смешной, я очень смешной! Вы даже не пред ставляете, какой я смешной! Только... почему же вы не смеетесь?
Все повторяется. Все повтеряется...
Если волк съест козлят, то для них это будет конец, а если б они не ходили в лес, а жили-поживали у себя дома, то для них это тоже был бы конец, потому что жить-поживать - это конец всякой сказки...
Ночь кончилась. Аты-баты опять на ногах. Десять шагов туда - десять шагов обратно. Двадцать шагов ту да - двадцать шагов обратно.
Я отвязываю бычка и на прощанье машу им прутиком. Я машу прутиком и говорю про себя:
- Пусть им царевна засмеется!