«Пойдешь вместе с нами против мельника?»—спросил он.
«Я человек мирный,—замялся тот.—Никому ничего плохого не делаю. С чего бы кому-то вздумалось причинить мне зло? По мне, была бы только работа на земле, пища на столе да крыша над головой... А кроме всего прочего, пришлась мне по сердцу хозяйская дочка. Да и я ей люб. Так что прямо скажу: мне бы жениться и жить здесь в довольстве и покое».
Крабат возразил: в одиночку, мол, мельника одолеть никому не под силу.
Но парень лишь засмеялся в ответ: «Пусть заявится! Всажу ему вилы в брюхо, вот и весь разговор!»
Так ничего и не добившись, вернулся Крабат к Маркусу. Стали они судить да рядить и решили: первонаперво спасти тех, кому грозит гибель. А грозит она двенадцати парням, что сейчас в хлеву хрюкают, значит, надо раздобыть двенадцать свиней и их одменить. Матерей искать уж некогда.
«Получим двенадцать новых соратников»,—заметил Маркус.
«Скорее всего, поменьше»,—возразил Крабат, вспомнив про парня, что предпочел покой и довольство.
Для подмены поймали они дюжину муравьев, превратили их в свиней и погнали
к мельнице. Но только вступили в Черный Лес, как чары рухнули, и муравьи
вновь стали
муравьями.
Дважды еще пытались они прорваться—один раз с полевками, второй—с кротами. Но Черный Лес каждый раз разрушал чары.
«Придется настоящих купить»,—вздохнул Крабат.
«А денег где взять?—вскинулся Маркус.—От золота ни крупицы не осталось!»
И тут Крабат возьми и скажи:
«Я обернусь волом, а ты продашь меня на рынке. Чем не выход? Только привязь, бога ради, не забудь себе оставить. Этой привязью будет шнур. Продашь вола с ним—вовек не вернешь. Он мне еще пригодится».
Маркусу не по себе: слишком уж рискованный этот план. Но Крабат не дал ему и слова сказать: «Продай меня самому ловкому перекупщику—такому, что при каждой сделке норовит сразу две шкуры содрать. Только сними с шеи привязь, и тревожиться не о чем! Может, я быстрее дома буду, чем ты!»
Вышел Крабат во двор, и оттуда донесся такой зычный рев, какого Маркус
еще и не слыхивал. Выскочил он на крыльцо—стоит посреди двора вол, огромный,
откормленный. Не вол, а целая гора мяса. Ай да Крабат, ай да молодец! Что
тут делать? Взял Маркус вола и повел его в город. А день был базарный,
и на рыночной площади толпилось столько народу, что у него даже в глазах
зарябило. Тут и продавцы, и покупатели, и такие ловкачи, что и без купли-продажи
нажиться умеют. Перед самой ратушей ряды крестьянок с корзинами. Чего тут
только нет! И масло, и яйца, и грибы, и мед, и гуси, и яблоки. В левом
проулке за ратушей разложили свой товар корзинщики, в правом торгуют рыбой
и птицей; тут тебе и форель, и карпы, и рябчики, и фазаны. За
ратушей, посреди широкой площади с фонтаном, бойко торгуют скотом.
Согнали сюда и волов, и телят, и коров, и свиней, и овец, и коз. В одном
углу визжат поросята, в
другом блеют ягнята, а из-за высоких каштанов в конце площади лошадиное
ржание слышится.
Едва Маркус вышел на площадь, как барышники плотно обступили его со всех сторон. Такого вола на рынке еще не видывали!
«Сколько хочешь за него, приятель?»—кричит один. А второй: «Пошли выпьем
по маленькой, да и по рукам!» И третий: «Ни с кем не рядись, приятель.
Тут все одно
жулье! Продай вола мне, я по совести заплачу!»
Что тут началось! Все ругаются на чем свет стоит, никто никого не слушает,
уже и кулаки в ход пошли. А Маркус стоит себе спокойненько, почесывает
вола между
рогами и говорит—негромко, но так, что все слышат: «Вола получит тот,
кто больше заплатит!» Опять все разом орут, опять стараются один другого
оттереть, оттолкнуть, в сторону оттащить. Наконец протиснулся к Маркусу
главарь всех барышников—толстый, как бочка, алчные глазки жиром заплыли,
а рот огромный и прожорливый, как у акулы. Он самый большой пройдоха из
всех, что когда-либо обжуливали крестьянина.
«Бери, пока дают!—шепнул он Маркусу.—Сроду еще за вола такую прорву денег не отваливал!»
И вдруг как заорет: «Бери, тебе говорят, и сматывайся, пока я не передумал!»
Маркус взял деньги—их оказалось вдвое больше, чем он рассчитывал. Отвязав шнур, он тотчас отправился восвояси. Барышники вместе с главарем заспешили к городским воротам—собрались обмыть выгодную сделку в придорожном трактире.
Шумной компанией ввалились они в зал, расселись за столами и ну командовать!
Подай им и то, и это, и окорок, и жаркое, и вино, и шнапс. А один из них
велит служанке:
«И нашему чудо-волу кинь-ка сенца! Пусть живет да здравствует, пока
не сдохнет!» Вошла служанка в хлев, а вол как заговорит человеческим голосом:
«Принеси-ка и
мне жаркого!»
Та со страху чуть об пол не грохнулась. А опомнившись, со всех ног бросилась
в зал и, запинаясь на каждом слоге, еле выговорила:
«В-в-а-ш в-о-ол пп-ро-о-с-сит ж-ж-жаркого!»
«Вот это да!—завопил перекупщик.—Пускай тогда и шнапса тяпнет!»
Взрыв хохота, все горланят и, шатаясь, вываливаются из трактира—пошли
вола шнапсом поить. А вот и дверь хлева. Открыли ее, и наружу со щебетом
вылетела
ласточка. Хлев пуст. Главарь перекупщиков мешком осел на кучу навоза:
«Ну и жулик! Надуть меня, самого ушлого из всех барышников!» И взревел,
словно вол, которого живьем жарят на вертеле.
Когда Маркус явился домой, Крабат уже поджидал друга, стоя в воротах.
«Вот удача так удача!—улыбнулся он.—Небось теперь денег хватит?»
«Хватить-то хватит, да только на свиней, а надо еще и на телегу; не на себе же их тащить».
«Вола второй раз продавать не станем,—рассудил Крабат.—Чересчур уж опасно. А вот переоденься-ка стариком крестьянином. Будто пришел ты на рынок лошадь продавать...»
И опять Маркус пытался перечить, и опять Крабат убедил его—медлить и раздумывать некогда, надо товарищей вызволять. Авось кривая вывезет. А кто смел, тот два съел.
«Только поводья смотри вместе с конем не продай!»— напомнил он.
И откуда ни возьмись, стоит перед Маркусом конь- огонь, с мощной грудью и тонкими бабками, нетерпеливо копытом бьет.
Вскочил Маркус на него и галопом понесся в город. А там торговля еще в полном разгаре. Слух о том, как надули главаря перекупщиков, распространился по рынку с быстротой молнии. И окрестные крестьяне, вернувшись домой, разнесли его по всей округе. Так прослышал об этой истории и Черный Мельник.
Сразу смекнув, что напал на след Крабата, он кратчайшим путем направился
в город разузнать в подробностях, кто привел вола на рынок. Уже издали
видит он большую
толпу барышников и зевак, собравшуюся под высокими каштанами в конце
площади. Мельник проталкивается поближе, замечает вороного жеребца... Одного
взгляда
достаточно: он уверен, что перед ним Крабат.
Отойдя в сторону, он превращается в рыжего мужика и подходит к Маркусу—хозяину лошади—в ту самую минуту, когда один из барышников предлагает за коня цену—три тысячи.
«Вот тебе десять тысяч,—говорит Маркусу рыжебородый.—Давай сюда коня».
Протянул Маркус руку за деньгами, а мельник в тот же миг вырвал у него поводья, вскочил на вороного коня, впился в пах ему шпорами и исчез в клубах пыли.
«Поводья отдай! Поводья!»—в отчаянии завопил Маркус.
В ответ раздался такой злорадный хохот, что Маркус тут же смекнул, кому он жеребца продал.
Побелел Маркус, лица на нем нет. Но страх страхом, а времени терять
нельзя. Он-то знает, что речь идет о жизни и смерти. И, дотронувшись до
спрятанного под
одеждой шнура, обернулся Маркус черным дроздом и полетел вслед за мельником.
А тот знай себе погоняет, впиваясь острыми шпорами в тело Крабата. Оно все уж исколото и кровоточит.
«Кто меня обманет—умрет! Ты что, забыл об этом, злодей?—шипит мельник
сквозь зубы.—Только не спеши радоваться скорой смерти, мой милый! Будешь
ползать на
коленях и молить о ней, как о милости! Выцежу из тебя жизнь по капельке!..»
Вот они скачут по улице какого-то села, и мельник замечает за околицей деревенскую кузницу. В голове у него рождается новая мысль. Подлетев к крыльцу, он натягивает поводья и кричит: «Эй, кузнец!»
Кузнец выходит и видит взмыленного, загнанного коня, до крови исколотого
шпорами.
«Ну, что тебе?»—хмуро спрашивает он.
«Подковать требуется,—отвечает мельник.—Все четыре ноги. Да раскали
подковы докрасна!»
А в это время на кучу железного лома за кузницей садится черный дрозд. И вот уже возле дома возится с какой-то железкой парень—видимо, подмастерье. Он не сводит глаз с хозяина и заказчика.
«Докрасна?—Кузнец решительно мотает головой.—Не такой я живодер, как
ты!» Он поворачивается и, скрывшись в кузнице, принимается бухать по наковальне.
«Заплачу сотню!»—кричит ему вслед мельник.
Но кузнец грохочет молотом и не слышит. Тогда мельник продевает поводья
в кольцо, вделанное в стену кузницы, и входит внутрь.
«Пять сотен!»—говорит мельник.
Пять сотен—большие деньги, а у кузнеца дома—мал мала меньше, так что
удары молота постепенно стихают.
Из-за угла выбегает подмастерье.
«Эй, парень,—шепчет Крабат.—Сними с меня поводья! Да поживее!»
«Это же я, Маркус,—отвечает тот и быстро сдергивает поводья.—Осторожно! Он идет!»
Одним прыжком скрывается Маркус за углом дома, а Крабат взвивается в
небо жаворонком. В тот же миг, изрыгая страшные проклятия, из кузни выскакивает
мельник. Увидев, что произошло, он тут же превращается в ястреба и
устремляется вслед за жаворонком. Раз погоня переместилась в небесные выси,
то и Маркус
недолго думая оборачивается орлом и устремляется вверх следом за ястребом.
И вот уже ястреб, обогнав жаворонка, бросается на него с немыслимой
высоты, но жаворонок камнем падает .вниз, на лету превращается в крошечную
серебристую
рыбку и ныряет в глубокий колодец с прозрачной водой. прозрачной
воде лицо мельника всегда выглядит волчьей мордой. Поэтому он никогда не
наклоняется над
такими водоемами—никто не должен видеть его волчьего облика. Но в мутной
воде он может ловить рыбку. Вот он и принялся сгребать в кучу мусор: мол,
сброшу в колодец,
вода и замутится. Тут к колодцу подходит молодица— переодетый Маркус.
«Эй, добрый человек!—окликает мельника молодица.—Смотри не замути наш
колодец?»
Мельник не узнал Маркуса—голова занята Крабатом.
«Ваш колодец отравлен,—возразил он.—И мне поручено его засыпать».
Но молодица только смеется в ответ и спускает ведро в колодец.
Ведром вместе с водой зачерпывает и рыбку. Молодица крутит ручку, и
ведро вползает на край сруба. Мельник хочет столкнуть его вниз, но молодица
успевает опустить
руку в воду, и рыбка оборачивается золотым колечком на ее пальце.
«Красивое колечко!—хочет подольститься мельник.— Не продашь ли мне?»
«Ишь чего захотел!»—возражает молодица и скрывается в доме.
Но мельник не уходит. Торчит под окнами и ждет— решил любой ценой заполучить кольцо, если понадобится—отнять силой. Тут он замечает на земле возле дома топор.
«Отрублю ей руку»,—бормочет он, хватая топор и прячась за углом сарая.
Молодица выходит из дома с миской куриного корма и сзывает кур. Чтобы разбросать зерна, она взмахивает рукой—мельник замахивается топором. Кольцо соскакивает с пальца и становится пшеничным зерном, не отличимым от тысяч таких же зерен, раскатившихся по земле. В мгновение ока мельник превращается в петуха и принимается склевывать зерна. В тот же миг Крабат оборачивается лисицей, а Маркус—соколом.
Лисица бросилась на петуха сбоку, сокол—сверху; но мельник успел их
заметить, обернулся стрижом, стрелой метнулся в сторону—и был таков. Крабат
и
Маркус не пустились в погоню. Маркус ликует: всемогущему мельнику пришлось
спасаться бегством! Чем не победа над грозным врагом!
Но Крабат качает головой: «До сих пор он считал нас всего лишь строптивыми слугами, теперь возвел в противники».
А Маркус все равно хохочет: «Поглядел бы ты на него, когда он у колодца топтался. Вот смеху-то!»
И Маркус пересказал Крабату свой разговор с мельником. От радости он совсем забыл, сколь коварен их общий враг.
Но в одном был Маркус прав: за всю свою гнусную жизнь мельник впервые
бежал с поля боя. Так что победа была и впрямь на их стороне. Но бежал
он не от Крабата
и тем более не от Маркуса. Он бежал от них двоих.
Поняв это, мельник решил перестроить свой план.
Расчет его прост: раз с двумя ему не справиться, надо разделаться с
ними порознь. А для этого их разлучить. Уничтожив Маркуса, Крабата надо
будет взять живым. Вот когда тот выстрадает все муки, когда-либо выпадавшие
на долю человека!
И мельник нанял на мельницу двенадцать новых деревенских парней, совесть у них отобрал и бросил в Черный Ручей. Задумал он отпустить их потом на все четыре стороны, чтобы разошлись они по стране, рассказывая всем и каждому, как Черный Мельник покарал крестьянского сына Крабата, не пожелавшего стать правой рукой мельника и восставшего против Черной Мельницы и ее закона.