И хоть во сне все тело отдыхает
От суеты и от дневных забот,
Но сердцу радости недостает,
И вновь душа к другой душе взывает.
На свете есть таинственный цветок,
Что под луной исходит ароматом,
Покуда не зардеется восток.
И сердце есть. Раскроется с закатом
И мечется в безумии проклятом,
Но днем свернется в кровяной клубок.
Куда лететь? Пора!.. Лишь сердце — проводник.
Пора и нам лететь — тоска твердит глухая.
Гнездо постыло ей. Вот, крылья отряхая,
Вспорхнула, вынеслась, летит — и скрылась вмиг.
Вернется ласточка, соскучась на чужбине,
Весна потянет вновь ее в возвратный путь,
Но не найдет ли смерть она в морской пучине?
Лаура! От тоски на юг бегу я ныне.
Вернусь ли! Отдохну ль, склонясь к тебе на грудь?
Напрасная мечта! — Прости! Но не забудь!
Все же оно переносит отраву
Слез, ибо предано богу и року;
Прежде, чем сердце растопчешь жестоко,
Сталь обагрю я струею кровавой.
Будет ли слову девичьему вера,
Будто на сердце ее монограмма?
Сердце поэта в плаще тамплиера;
Крест на плече у защитников храма;
Тело покрыто кольчугой железной;
Сердце в могиле, бездонной, как бездна.
Что ты меня любила, что иное —
Высокое горенье — не сумело,
Освободив меня, достичь предела...
Нет, я не назову тебя женою!
Нет, лучше ад, чем в трепетных порывах
Прильнуть к груди, где вместо сердца камень!
За поцелуи уст умноречивых
Я не отдам мой вдохновенный пламень,
Чтоб статуя его оледенила.
Нет, лучше смерть, отраднее могила.